www.s-migitsko.ru Миг дра-дра

В Театре им. Ленсовета с успехом и при аншлагах прошла премьера сатирической сказки Евгения Шварца «Дракон». Это первая солидная постановка Андрея Корионова на большой сцене академического театра. Вне всякого сомнения, вышел бенефис великолепного Сергея Мигицко: никого другого здесь в образе Дракона невозможно, да и не нужно себе представить.

Андрей Корионов из тех режиссеров, которые считаются молодыми и подающими надежды, даже успев не раз и не два заявить о себе в полный голос. Недавний выпускник мастерской Юрия Красовского в петербургской Театральной академии, Корионов ставил заметные спектакли в «Таком театре» и в «Субботе». На его счету — резкая, болезненная, сходу нареченная скандальной, постановка «Лето, которого мы не видели вовсе» в театре «Приют комедианта» и отличный эскиз «Записки провинциального врача» — современный вербатим Елены Исаевой по мотивам булгаковских «Записок юного врача». Эта работа одержала убедительную победу на первой Молодежной режиссерской лаборатории ON.ТЕАТР в 2009 году, выросла в полноценный спектакль, который иногда можно иметь счастье видеть на площадках города, получила диплом екатеринбургского фестиваля «Реальный театр» и стала участником внеконкурсной программы последней «Золотой маски» и прочих театральных фестивалей.

Убить дракона в самом себе

Взяться за Шварца, к тому же с непростой, скажем так, компанией ленсоветовских артистов, можно считать подвигом того же порядка, что и вызов на бой трехголового дракона странствующим, почти безоружным рыцарем. Ситуация сказочная и реальная практически дублировались. Итог — тоже: рыцарь, будучи парнем не промах, вроде как победил. Не всеми понятый, не всеми принятый, режиссер оказался сильнее не только коварной, пластилиновой артистической природы, но и ситуации, сложившейся в конкретном театре. И разрешил ее по Шварцу: вызвал дракона — в себе, в труппе, в окружающей действительности — на смертельно опасную битву. Чем доказал: не надо ждать, пока кто-то придет и спасет тебя, пойди и сделай это сам.

Успех «Дракона», после похвалы режиссеру, прежде всего в отличной, выверенной работе Сергея Мигицко. Он играет Дракона разным: страшным, коварным, злым, мерзопакостным, глумливым, болезненным, ранимым, обаятельным, веселым, даже чадолюбивым (вслух читает ребенку сказки). Точно и уверенно следует ремаркам автора: он «самодур, солдафон, паразит — все, что угодно, но только не трус», и «вообще, обращение его, несмотря на грубоватость, не лишено некоторой приятности».

Главное же в премьере то, что Мигицко, вслед за режиссером и драматургом, точнейшим образом выказывает отношение к власти — и с властью. Проблематика, заданная в пьесе, не устаревает, как и текст — великолепный, выразительный, больной, которым нужно уметь наслаждаться и который, взявшись произносить со сцены, нужно чувствовать каждой клеткой кожи. О чем «Дракон»? Если упростить и сжать ответ в квинтэссенцию, то о собственных внутренних монстрах. О том, почему люди боятся власть имущих, если чуют, что те умны, сильны, талантливы. О том, почему не жалеют и не щадят их, если видят, что те дают слабину, оступаются, ошибаются.

Все это в ленсоветовском «Драконе» наличествует явственно, в основном благодаря режиссеру и исполнителю главной роли. И если в первом действии торжествуют таланты Мигицко и Корионова, то за час второго действия заданный нерв теряется, все начинает расползаться по швам, и явственно, физически ощутима нехватка Дракона, передать суть которого партнеры Мигицко, увы, все вместе не в состоянии. Да, есть еще ряд актерских работ, которые можно отнести к несомненным удачам — к сожалению, сказать, что все исполнители существуют на одном уровне и держат одну высокую ноту, пока нельзя.

Принимая вызов

Сергей Перегудов качественно играет странника Ланцелота, о котором в ремарках не указано ничего конкретного, — брутальным, уставшим, запылившимся каким-то человеком с жестким внутренним стержнем. Образ гармоничный, объемный и вполне правильный, но разобранный явно не до конца, «недокопанный». Надеюсь, он углубится в процессе будущего роста и развития только что состоявшегося спектакля. А на момент премьеры остается невыясненным еще целый ряд моментов.

С чего вдруг Бургомистр у Александра Сулимова, в первом действии такой удачный, многоплановый, ернический, мягкий, скачущий, как девочка, по клеточкам воображаемых «классиков» и сам себя упаковывающий в смирительную рубашку, в действии втором безо всякого видимого оправдания «перескакивает» в карикатурного и слишком упрощенного профсоюзного лидера? Что, кроме фактуры «мальчика-зайчика», увидел режиссер в артисте Романе Баранове, чей Генрих, сын Бургомистра, вовсе не мечется «слугой всех господ», и только пережимает реплики и переходит с визга на крик? Тут следует, наверное, смотреть второй состав, где Генриха тоньше и внимательнее играет Роман Кочержевский.

О чем мечтают и отчего усиленно жеманятся подруги Эльзы — трио Ульяны Фомичевой, Марианны Коробейниковой и Алены Барковой, что их связывает с нею и что отличает от остальных горожан? Для чего они резки и критичны, смешливы и грубы, если это не находит никакого отклика и развития?

Как случилось, что Евгений Филатов, всегда высокопрофессиональный и техничный, здесь ничем не запоминается, делая своего архивариуса всего лишь мягкотелым тютей, трогательным и безвольным стариком, который бродит по сцене с огромным сачком и ноет, только и всего? Кого он пытается поймать — мифических демонов, ускользающую реальность, нескладную жизнь, собственную беспомощность?

Зачем сцена боя Дракона с Ланцелотом начинается, как шахматная партия, мыслительный процесс, стратегический маневр, но вместе с артистами слишком быстро переходит со сцены в зал и оказывается всего лишь обозначенным, но брошенным в воздух ходом?

И почему загадочная, также лишенная авторских комментариев «девица на заклание» Эльза (Дарья Циберкина), по задумке Корионова, должна совершить знаковый переход от скованной обстоятельствами жертвенной девушки, через жесткую, собранную, как пружина, женщину, к мягкости и вере человека вообще в силу вселенской любви — но не совершает? И кого, собственно, дама сия в итоге полюбила из имеющихся у нее вариантов, если не чудовище, не рыцаря, не отца родного и даже не родину?

Лабиринты отражения

Художник Ирина Долгова выстроила на площадке намек на медные трубы и густые лабиринты отражений. В первом действии с постаментов валятся тяжелые разномастные серебряные шары — головы, во втором они же выстроены пирамидкой, неким подобием карьерной лестницы. В этом пространстве артистам не всегда удобно, временами тесновато существовать, кажется, что им не все понятно, но в целом действие выстраивается гармонично и логично.

Полуисторические, полуфутуристические костюмы персонажей достойны номинации на любую театральную премию. Выполненное из льна и мешковины сине-зелено-землистых оттенков одеяние народа, грубоватое, видавшее виды «рванье» странника Ланцелота и смотрящиеся, словно выхваченные из какого-то шоу, бурлескные наряды Дракона — жилеты, панталоны, комбинезоны, фраки с чешуйками по хребту, с цилиндрами и многочисленными париками (от панк-рока до морщинистой лысины), помогают демонстрировать многоликость этого существа с диким характером, ранимой натурой и так и не обузданным нравом (ибо реинкарнация дракона в каждого из нас прописана драматургом и, по сути, бесспорна).

Николай Якимов оформил «Дракона» в музыкальном плане неожиданно и в стиле фьюжн, смело смешав века и жанры. Тут и бравурные марши, и нежные вальсы, и рок-исполнение мультяшной песенки про «пони тоже кони», и суровая мудрость «Песни о друге» Андрея Петрова, которую исполняют дуэтом враги — Мигицко-Дракон и Перегудов-Ланцелот, аккомпанируя себе на джазовый манер на виолончели.

Пластическое решение, во многом благодаря которому подаются характеры и расшифровывается судьбы, принадлежит Игорю Григурко. Он славен созданием недавно почившего театра пластической драмы «ЧелоВЕК» — необычного для наших болот явления, где сливались диковинная хореография с цирковой акробатикой и уникальным вокализом. Григурко придумал для спектакля Корионова балетного плана дуэты Дракона с девушками-жертвами, устрашающие танцы полудебильной толпы и сильнодействующую композицию, что «закольцовывает» действие от первой сцене к последней: шевелящийся, прогибающийся, возвышающий и преклоняющийся, подобострастный постамент, памятник, составленный в колоколообразной форме из живых и покорных, не желающих или не могущих думать существ.

Корионов поставил «Дракона» нарочито вне политики, неким антигуманистическим манифестом, отводя толпе демонстративно приспособленческую роль. Он делает народ не то чтобы тупым быдлом, но формализованной массовкой, бездумной подстраивающейся биологической субстанцией, кучкой серых крыс, готовых пойти на цыпочках за любым сильным характером — крысоловом. Пойти, отбивая лапки в подобострастных овациях. Это не буквально мы с вами — это суть человекообразных существ, диагноз всему социуму во все времена.

Мария Кингисепп
«Известия Санкт-Петербург», 18.10.2010