www.s-migitsko.ru Грустный булгаковский мотив

«Дон Кихот» по пьесе Михаила Булгакова – первый спектакль Александра Баргмана на сцене Театра им. Ленсовета. Он получился зрелищным и стильным, а также музыкальным, ритмически выстроенным – с отсылками к поп-культуре во второй части. Актёры обливаются водой, раскрашивают лица чёрно-белым гримом, поют в микрофоны… Спектакль начинается с музыкального пролога. Дон Кихот – Сергей Мигицко, вооружённый золотистым щитом и серебристым мечом в окружении молодых артистов, одетых в костюмы, стилизованные под моду сурового испанского средневековья, поёт песенку. Смешно. Далее в течение почти трех часов будет грустно. Уже в следующей сцене этот состарившейся ребёнок, который до сих пор наивно требует от людей рыцарской доблести (или хотя бы почтения к доблестным рыцарям), нелепый в своих обносках, но гордый в убеждениях, вызовет жалость. Он просит быть к нему снисходительными, а получает оскорбления и пинки.

На премьере одна зрительница вышла из зала через сорок минут после начала спектакля, предварительно крикнув: «Как вам не стыдно, вы же народный артист!». Пожалуй, это было лучшим доказательством того, что Сергей Мигицко блестяще справился с ролью булгаковского безумца. Чересчур добропорядочных людей всегда возмущает странное поведение тех, кто не вписывается в их представление о том, как должны себя вести нормальные люди в жизни и нормальные народные артисты на сцене. Если эта дама из Новосибирска – режиссёрская «подсадка», то сработала она блестяще.

Да, герой ведет себя неадекватно, потому что не желает принимать окружающую реальность вместе с её нормами. Этот Дон Кихот – всего лишь советский интеллигент, который погоню за идеалами начинает на собственной кухне, а заканчивает в психиатрической лечебнице. Его друг Санчо Панса в исполнении Александра Новикова – простой трудяга без романтических устремлений, и ему, как многим из нас, хочется власти и денег. Но есть в нём один изъян, не совместимый с этими желаниями – доброе сердце. Вслед за «спятившим идальго» он отправляется вершить подвиги сперва из сострадания, а потом… Потом он понимает, что безумие – единственный способ для его хозяина быть счастливым. Санчо Панса, может быть, и рад поверить иллюзиям, но, увы, в нём слишком много земного и совсем нет предпосылок благородно сойти с ума.

Впрочем, слово «безумие» для этой истории не очень подходит – слишком высокопарно. У Сервантеса главный герой – безумец, а у Булгакова Рыцарь Печального Образа Дон Кихот Ламанчский – идиот. Но идиот не в понимании западного якобы всецело толерантного общества, а с точки зрения русской литературной традиции, где так зовутся юродивые и святые. Только идиот может быть так бескорыстно влюблён и так отчаянно добр. И только идиот всё ещё бредит идеей благородства и верит, что красота спасёт мир. Самый пронзительный момент в спектакле – трагическое озарение, когда герой Сергея Мигицко понимает, что место, куда они приехали, не замок, а постоялый двор. Оказывается, красоты вовсе нет. Как же теперь мир спасать, бутафорским мечом, что ли? Сражение за красоту на постоялом дворе недостойно настоящего рыцаря. А может быть, наоборот, именно так и должен поступать настоящий рыцарь: сражаться за то, чего нет в помине, и не сдаваться, когда поражение неизбежно. Это донкихотство советских интеллигентов воспел Михаил Булгаков. Князь Мышкин в романе Достоевского был не так беспомощен, как Дон Кихот в пьесе Булгакова. Для Мышкина подвиг – спасти душу хотя бы одного человека, для Дон Кихота – всё человечество. В этом заключается советский «идиотизм», точнее святость – наивно полагать, что поверженное зло не вернётся в виде очередной химеры. Но стоит только признать, что борьба с «ветряными мельницами» – бесполезное дело, исчезнут все Дон Кихоты с земли русской. Александр Баргман уверен, что пока ещё они есть. И этот спектакль – его личная им благодарность, его восхищение сумасшедшей отвагой и попытками, как говорит главный герой спектакля, «возродить справедливость».

Действие помещено в конструкцию, напоминающую развалины замка. Реальность – которая за окном – видеопроекция с изображением московских улиц, там едут трамваи, и вот-вот пойдёт дождь. Рыцарский мир – который в голове – населён сеньорами и сеньоритами, монахами, разбойниками и музыкантами, гадалками и существами будто из книжек – вроде карлика в колпаке на постоялом дворе (Илья Дель, вертлявый и ловкий, бесподобен). В этом спектакле вообще много перевоплощений. «Альдонса – только баба, а вы называете ее принцессой», – говорит Санчо Панса. Актриса Анастасия Дюкова и вправду не похожа на принцессу, дворовая девчонка-выпивоха и хулиганка. То ли дело Антония (роскошная Александра Камчатова), которая невольно увлекается правилами игры – во благо больного дядюшки. И её кавалер – Сансон Карраско в образе Рыцаря Белой Луны (снова бесподобный Илья Дель), кажется, готов стать подобным Дон Кихоту и также сражаться за выдуманную идею– чтобы наполнить жизнь каким-то высшим смыслом. Но всё бессмысленно, если нет веры. А кто в здравом уме поверит в скорое пришествие «золотого века», о котором твердил Дон Кихот, если у пророка на голове вместо шлема жестяной умывальник? Но Дон Кихот верит и потому – святой.

Надо видеть, как Сергей Мигицко читает с мятого листа стихотворение про «мир, сомнительно нежный» (так входит в спектакль слово Иосифа Бродского), чтобы понять, каких людей не хватает в нашей «нормальной» жизни. Режиссёр каким-то образом сумел сквозь кажущуюся суету с музыкой и эффектными номерами передать правду – о человеческом достоинстве и одиночестве достойного человека. Монолог Дон Кихота, в котором он объясняет Санчо, как важно быть милосердным, особенно когда вершишь правосудие, к сожалению, не совместим с современной жизнью. Сергей Мигицко произносит эти слова немного робко и тихо. Он понимает, что никто из наделённых властью его не услышит, а тот, кто поймёт истинную ценность этих слов – маленький человек, от которого мало что зависит. Санчо Панса быстро понял, что не создан для больших дел, ради которых надо продать душу. Но пастух, знающий истину, увы, не сделает мир лучше. Или все-таки сделает? Но так считать – это уже донкихотство какое-то. Спектакль пронизывает горькая нотка осознания беспомощности простых людей. Этот грустный, абсолютно булгаковский мотив Александр Баргман вывел на первый план, приглушив романтическую мелодию беззаветной влюблённости. Пусть зрители прислушаются – к грустному лейтмотиву, словам о милосердии, к собственным ощущениям от встречи с Дон Кихотом.

«Я мстил сильным и жестоким за то, что они обижают слабых и добрых», – оправдывается доблестный рыцарь перед теми, кто тычет в него пальцем. Сумасшедший старик, безнадёжный. В финале Сергей Мигицко одиноко сидит, запивая горбушку белого хлеба молоком. «Мне мало надо! Краюшку хлеба И капля молока. Да это небо, Да эти облака!», – писал Велимир Хлебников, современник Михаила Булгакова. Тоже в чем-то Дон Кихот.

Полина Виноградова
«Невский Театралъ», № 1, 2014