www.s-migitsko.ru Сергей Мигицко: «Я бью ключом, совершенно не ощущая своих лет»

23 апреля Сергею Мигицко исполняется 60 лет. Спектакли в Театре имени Ленсовета, более 50 ролей в кино и сериалах, среди которых «Соломенная шляпка», «Виват, гардемарины», «Улицы разбитых фонарей». В канун юбилея в Санкт-Петербурге состоялась премьера спектакля «Несколько пролётов вверх», и актёр поделился с корреспондентом «Известий» своими ощущениями от работы и праздников.

– Сергей Григорьевич, c каким чувством вы подходите к этой круглой дате — 60-летию?

– Я этой круглой дате не уделяю вообще никакого внимания, хотя очень уважаю свой возраст. Мне дорог каждый прожитый год, который был для меня чем-то особенным и полезным. Но в целом я сегодня не готов подводить итоги. Таков, видимо, удел деятельного человека, который очень быстро идёт по жизни и брызжет энергией. Я бью ключом, совершенно не ощущая своих лет, и до сих пор лезу играть в футбол с молодыми людьми. Наверное, со стороны на меня как на дурака смотрят, когда я бегаю по полю с 20-летними детьми. Но мне это доставляет удовольствие, и никаких комплексов я не испытываю. Мы недавно играли с командой украинских актёров, и один парень спросил меня: «Как играть против вас?» Я говорю: «В полную силу!»

– А пришла ли к вам мудрость?

– Когда мне предстоит принять какое-либо решение, я включаю свой компьютер (внутренний, ибо в реальности я с компьютерами не дружу) и спрашиваю себя: «А были ли у меня в жизни подобные ситуации? — Да, были. — И как я поступил? — Да вот так». Можно ли это назвать мудростью? Я не знаю. По-моему, по-настоящему мудрых людей единицы. Не нужно путать мудрость и ум — это разные вещи, и не всегда умный человек оказывается мудрым, тем более в житейском плане.

– Вы в последнее время редко играете современников — всё больше костюмные роли. Как сложился ваш «роман» с московским режиссёром и драматургом Родионом Овчинниковым, с которым вы только что выпустили в Петербурге премьеру «Несколько пролётов вверх»?

– Я очень давно хотел сыграть сегодняшнего человека и понять, что у него в душе творится. Я чуть ли не заказывал современные пьесы, говорил разным людям: ребята, напишите! Что-то мне приносили, конечно, но я читал и… извинялся. А пьеса Овчинникова меня задела. Тут вот какая штука: люди, добившиеся некоего успеха и финансового благополучия, вынуждены «гореть на работе». Но им приходится за это расплачиваться: жизнь действительно проходит мимо. Мне есть что рассказать о такой трате. У меня есть друзья, которые пашут сутками и даже не всегда понимают, где они находятся, и засыпают, едва коснувшись головой подушки. Ещё пример: к нам в Театр имени Ленсовета, где я служу, заходили английские артисты, мои ровесники. Так вот они выглядели лет на 10 старше, потому что пашут по 30 спектаклей в месяц. Это, признаюсь, выдержать невозможно! Я играю раза в два меньше — и то не успеваю восстанавливаться.

– Компанию для бенефисного спектакля вы тоже «заказывали», как и пьесу?

– Я рекомендовал режиссёру своих коллег — по группе крови и по таланту. У нас в театре шикарная труппа, мы могли бы сыграть своим ленсоветовским ансамблем. Но это спектакль сборный, сделанный по всем правилам антрепризы, поэтому диктует свои условия. Мы играем с коллегами из самых разных театров. А на роль моего однокурсника и антипода был выбран Сергей Паршин. Я Серёгу давно знаю — и не потому, что он блестящий артист Александринки или председатель петербургского отделения Союза театральных деятелей. Я с ним знаком ещё по студенческому общежитию: мы жили в одной комнате.

– Вы заняты и востребованы в театре и в кино, но почему вы не стали, как ваш герой из «Нескольких пролётов вверх», популярным телеведущим?

– А с какого солнцеворота? Телевидение — это особая жизнь, особый жанр. Когда мы снимали с группой телеканала «Культура» программу «Кто в доме хозяин», я очень сильно уставал. Эта программа, конечно, доставляла мне особое удовольствие и счастье, каждый выпуск мы выдумывали эксклюзивно, но это отнимало слишком много сил. Съёмки проходили четыре раза в месяц, а перед этим неделю мы обсуждали сценарий — собирались в условном месте и начинали фантазировать на тему персонажа. Спорили. Доходило до драк: брали друг друга за грудки и трясли (заливисто хохочет). У нас не было ни реквизитора, ни гримёра, ни костюмера. Иногда, правда, помогали наши театральные гримёры. Один раз меня так лихо загримировали в Ленина, что меня никто в театре не узнал, пока я шёл до проходной — только почтительно и с опаской здоровались (хохочет). На программу нам всё нужно было таскать самим: я часто шёл на съёмки, как Дедушка Мороз, с мешками — в одном реквизит, в другом костюмы. Конечно, современное телевидение освобождает ведущего от таких забот, но все-таки телевидение — не мой хлеб.

– О каких подарках к юбилею вы мечтаете — кроме, разумеется, прекрасных ролей?

– Из подарков я ценю спортивный инвентарь и прочую атрибутику. А ещё я собираю фигурки котов. Я же вырос в «кошачьем городе» — Одессе, и моя бабушка и все мои старики заразили меня любовью к котам. Так что «кошачий подарок» тоже меня может обрадовать. Мне нравится, когда мне дарят подарки с душой и со смыслом или связанные с природой. Я очень люблю рыбу ловить. Не могу сказать, что сижу на бережку 50 дней в году, но если мне дарят что-то, связанное с этой историей, с удовольствием принимаю. Я очень люблю собирать грибы, и вот недавно потерял свой ножик, немецкий, складной, который много лет назад мне подарил мой друг-моряк. Пошел в лес, увидел два великолепных гриба, руки от волнения затряслись — Дед Трясун пришел ко мне! — и своего ножа с тех пор я так и не нашёл…

Еще мне нравятся запахи мужского парфюма. Меня к этому увлечению сподвигли мой папа и Владислав Игнатьевич Стржельчик, с которым у меня были прекрасные отношения. Папа употреблял замечательное слово «одеколониться». У него были одеколон «Русский лес», такой зелененький, и «Шипр». Он брился, потом брал в ладони одеколон и с криками и смехом себя одеколонил. И Стржельчик искусству одеколонинья уделял очень много внимания. Как-то на съёмках «Соломенной шляпки» я спросил, чем это от Стрежельчика так прекрасно пахнет. Он ответил (точно копирует манеру Стржельчика): «О-о, Серёжа, это очень редкий одеколон «Рижанин», он продаётся только в Риге, но ты его всё равно не достанешь». И я тогда положил несколько лет на то, чтобы всеми правдами и неправдами достать этот «Рижанин»! Нашел, наодеколонился и пришел хвастаться — Стржельчик был потрясён.

Мария Кингисепп,
«Известия», 23 апреля 2013 года